«Человек живет на семьдесят пять процентов исходя из своих фантазий, и только на двадцать пять — исходя из фактов; в этом его сила и его слабость».
Эрих Мария Ремарк «Чёрный Обелиск»
Обращение юноши, которого сопровождает отец. Последний – обаятельный интеллигентный человек, палеонтолог, специалист по черепахам. Он признался, что сын извел его и жену своими требованиями и манипуляциями. Неглупый парень, но с очень раздутым самомнением, он хорошо учился в школе и затем выбрал какую-то редкую специальность, которая преподавалась лишь в московской Школе Экономики. Разумеется, в Москве он пробыл недолго, а затем вернулся в отеческие пенаты, прикрываясь ковидными ограничениями. Он всегда проявлял внимательность к своему здоровью, обращаясь к разным специалистам и обследуя то одну, то другую сферу. Последнее время он сфокусировался на психической области, выискивая у себя проявления патологии и следуя гиппократовскому постулату: «Мозг человека содержит в себе причину многих болезней», считая, что предъявление жалоб и собственной оценки своего состояния является вполне достаточным для решения различных вопросов социального плана в медицинской плоскости.
Сейчас его беспокоила депрессия и чувство вины за то, что он «…не следил за своим здоровьем». Он посетил офтальмолога, который нашел у него «затемнение стекловидного тела». Это обстоятельство послужило причиной его собственных треволнений, а также дерготни родных, которым он сообщил, что врач обвинил его в том, что он не контролировал состояние своего зрительного анализатора, и из-за этого может ослепнуть. Из-за этого он якобы упал духом и у него появились симптомы депрессии. Как это конкретно произошло, он толком пояснить не мог, уходя в область пространных рассуждений, включающих элементы гигиены, каких-то эзотерических построений, размытых медицинских теоретических суждений, по всей видимости почерпнутых из передач Елены Малышевой или выисканных на просторах интернета. Короче: причина расстройства его не очень волновала, а он был сфокусирован на проявлениях психической патологии, которые определяли его функционал, мешая ему. В этом предъявлении он давал волю фантазии, оперируя медицинской терминологией и готовыми диагнозами. Образно говоря, в его представлениях врачи, к которым он обращался, были вольны в его туманных описаниях усматривать картины абстракционистов или импрессионистов с трактовкой в рамках теоретических воззрений медицинского плана.
Придя в районный ПНД, он не нашел там должного понимания. Врач не выявил психических нарушений, требующих его вмешательства, посоветовав принимать при волнениях афобазол и обратиться к психологу для решения его проблематики. Это его весьма озадачило и он, посчитав, что государственная служба зафармализована и не может оценить происходящего с ним, решил впредь прибегать к помощи частников.
Дальнейший его путь привел в наш центр, где он надеялся получить оценки своего состояния. Разумеется, в рамках тех воззрений на свое здоровье, которые у него сложились, с тем, дабы и врачи прониклись его проблемой, так сказать придав ей авторитетный вес.
Отвечал он весьма уверенно. Видно было по всему, что он проникся своим вопросом и не желал сходить с намеченного курса.
Основываясь на своем опыте, когда у меня имели место подобные персоналии, я предположил скрытую причину. Наиболее часто у молодых людей его возраста и ситуации речь шла о нежелании служить в армии, которую они пытались решить медицинской причиной. Поинтересовавшись у моего пациента:
— Какого размера он носит сапоги? — (в том смысле, как у него обстоят дела со службой в армии), он бодро уверил меня, что он:
— Не годен к службе в мирное время. На медкомиссии в 17 лет мне сказал об этом врач.
— Есть ли какие-нибудь документы об этом? – поинтересовался я.
— А зачем нужны какие-то документы? Вопрос и так ясен…
В то же время он не хотел даже сомневаться в наличии у себя психических отклонений, с упоением ковыряясь в терминологических построениях и примеривая их к себе.
В свое время известный психолог Эрих Фромм, основатель фрейдомарксизма, высказал такую мысль: «Человек нуждается в драматизме жизни и переживаниях, и если… он не находит удовлетворения, то сам создает себе драму разрушения».
Решив последовать примеру самого пациента, я в общих выражениях (почему-то представив на своем месте Михаила Горбачева) принялся рассуждать о вопросах здоровья и психики, оперируя построениями: «с одной стороны… с другой стороны», «неоднозначность проблемы», упираясь в тему причинности в медицине, в частности, в психиатрии, попытался увести его в область когнитивно-поведенческой терапии. К тому же я посоветовал привлечь к работе с психотерапевтом родителей.
Встретив через некоторое время отца юноши, посещающего нашего психотерапевта, я осведомился:
— Как дела? – на что ответом мне было сакраментальное:
— Надеюсь на лучшее.
Понятно, что надежда – единственное, что осталось в этой ситуации. Возможно, за исключением психотерапевтических сессий для родителей.
